Интервью с Ясемен произвело глубокое впечатление. Ее отец, Тофик Гусейнов, был объявлен национальным героем, так как отдал свою жизнь, пытаясь защитить город. Ее мать была застрелена, потому что она отказалась уйти из дома без своего мужа. Сама Ясемен пережила этот ужасный переход в морозную ночь сквозь вал артиллерийского огня и сейчас работает учителем в школе в поселке для беженцев Ходжалы, в обветшалом санатории.
Это был красивый дом – два этажа – виноградные лозы обвивали балконы... Адрес? У нас не было адреса; все знали наш дом у реки. Там был большой сад с яблонями, грушами и сливами, рос картофель... мой отец любил вареный картофель и рисовый суп... Одна из яблонь была очень маленькой; каждый год на ней вырастало всего лишь три яблока, а нас было трое детей. Яблоки пахли белой мускатной дыней, и однажды я откусила от одного из них, но оставила его на дереве, а отец спросил: «Почему ты его не сорвала?».
У ребенка хорошая память (в то время ей было 12). Стреляли постоянно, а мы не понимали, это было похоже на фейерверк.
Мама отвела нас в подвал, мы никогда не носили одежду для сна, только обычную одежду. Они всегда стреляли по ночам, поэтому мой отец всегда был на посту (он был командиром отряда самообороны). Я гордилась им, когда он нас защищал. Стрельба прекращалась в 5 или 6 утра.
Была нехватка продовольствия, особенно это касалось муки и хлеба, отключили газ и электричество, мы готовили на костре, у наших мужчин не было такого оружия, как танки... Ходжалы был окружен, как чашка чая на блюдце, вертолет был единственным способом покинуть город, и при этом стрельба продолжалась... Однажды, когда мой дядя повел нас в дом нашего деда, началась стрельба, и мой дядя закрыл нас своим телом; все ворота деда были изрешечены пулями... Они стреляли в нас каждый день, но мой отец продолжал готовить дом к празднику в честь обрезания моего брата.
Мы не могли выходить из дома ночью, а по утрам находили много пуль. Мы не ходили в школу; в тот год, когда мне исполнилось шесть лет, я училась всего лишь один месяц.
Последняя атака была варварской; (помимо обоих родителей) погибли бабушка и дедушка, дядя, тетя и ее двое детей.
Стариков пришлось оставить на верхнем этаже пятиэтажного здания.
Моя мама не хотела уходить без отца, поэтому мы, дети, ушли вместе с двоюродными братьями и сестрами.
Его тело (тело ее отца) в течение долгого времени лежало под снегом. Они привезли его обратно на санях. Они сказали нам, что это тело дедушки. В тот день, когда его хоронили, моему брату Мураду дали фотографию отца. Его слезы катились по фотографии; казалось, что плачет сама фотография.
Спустя 16 лет после смерти моей матери в Интернете появилась фотография ее тела. Ее нашли на дне колодца в нашем дворе. Мы не знали, что она умерла, мы думали, что она попала в заложники.
Я никогда не думала, что дочь сможет благодарить Бога за то, что ее мать умерла... Я благодарю Бога за то, что она умерла там, а не под пытками армян.
Интервью брал Иан Пирт
Источник: книга «Ходжалинский свидетель военного
приступления – Армения на скамье подсудимых».
Издательство Ithaca Press. Лондон, 2014 г.